«Я стала вегетарианкой, когда мне было девять. У нас с подругой был проект: мы обустраивали норки для зимовки ежей на школьном дворе. Однажды она заявила: «Валеска, я поняла. Если мы действительно хотим спасти мир, нам необходимо прекратить есть животных». Я согласилась. С тех пор ни она, ни я мясо не едим.
Я родилась в Аугсбурге — небольшом баварском городке. В 1990-х единицы местных отказывались от мяса. Мама на мое заявление отреагировала спокойно: «Ты можешь делать что хочешь, но готовить специальные блюда я не буду». Поэтому до подросткового возраста я питалась гарнирами — преимущественно картошкой и салатами. В 14 взяла инициативу в свои руки: стала главным человеком на кухне и начала делать вегетарианские блюда. Маме нравились мои кулинарные находки — от мяса она не отказалась, но существенно сократила его потребление. На протяжении нескольких лет родственники были уверены, что мое вегетарианство — блажь, которую я перерасту. Но относились к моему выбору уважительно и не пытались кормить мясом.
К мясоедам у меня вопросов нет: я считаю, что стиль питания — личное дело каждого. Вегетарианство — попытка жить экологично. Да, я убеждена, мясная индустрия — одна из самых вредоносных для окружающей среды. Вдумайтесь: на производство килограмма говядины уходят 15 литров воды. А еще — корм, трава и территории, ради которых вырубается лес. Если каждый из нас будет есть меньше мяса, огромное количество ресурсов удастся сберечь. Но я терпеть не могу, когда одна социальная группа пытается навязать свои ценности другой, поэтому совершенно толерантно отношусь к мясоедам.
Четыре года назад я переехала в Берлин, где развитая вегетарианская и веганская культура. Практически в каждом меню подробно прописаны ингредиенты: не только к основным блюдам, но и к десертам и напиткам. До переезда в Берлин я год путешествовала: по Америке и Азии. С вегетарианскими блюдами было сложно в Индонезии, но с Аргентиной, пожалуй, не сравнится ни одна страна. Это мясная столица мира, где мясом считают только стейк, а в вегетарианском блюде можно легко обнаружить бекон. Часто, сообщая официанту, что не ем мясо, я получала ответ: «Ноу проблем! Приготовим курицу». Большую часть времени я питалась капустой и вареными яйцами. В своем обычном режиме чаще всего я завтракаю фруктами и мюсли с рисовым или соевым молоком, обедаю пастой с овощами, на ужин — салат из всего, что найду в холодильнике: это киноа, рис, чечевица, помидоры и перцы.
Трудно сказать, как вегетарианство изменило мою жизнь. Скорее оно стало частью моей личности. А начинающему вегетарианцу я бы посоветовала относиться к себе терпимо, прощать слабости. Мы всего лишь люди: ну съел ты сосиску в гостях — с кем не бывает? Я верю, что даже минимальное сокращение потребления мяса — весомый вклад в заботу об окружающей среде».
«Мне с детства не нравился вкус мяса. Не было жалости к животным, мыслей о влиянии животноводства на окружающую среду или угрызений совести. Котлета не ассоциировалась в моей голове с убитой коровой — просто было невкусно. Примерно в 15–16 лет включилась этика. На меня не действовали видео со скотобоен, книги из серии «Мяса» Джонатана Сафрана Фоера и другие страшилки. Скорее сработало понимание нецелесообразности: зачем быть виновной в смерти другого существа, если в этом нет необходимости? И мясо из моей жизни исчезло.
В 2015-м я случайно наткнулась на фильм «Скотозаговор», который дал импульс к полному отказу от животных продуктов. Этот фильм оперирует цифрами и фактами, что в моем случае работает гораздо лучше, чем апелляция к эмоциям. Он убедил меня, что пора заканчивать с полумерами. На следующий день после просмотра я отказалась от рыбы, яиц, морепродуктов и молочки. Но переход был резким, а отказ — неосознанным, поэтому через полгода я вернулась к песко-вегетарианству, пообещав себе попробовать веганство еще раз. В моей системе координат питание без продуктов животного происхождения — это правильно. С идеологической точки зрения это чистая ахимса — ненасилие, — один из принципов йоги. Особенно если переход происходит без насилия над самим собой.
Возврат к веганству случился этим летом: я гуляла в Серебряном Бору, посмотрела на любимое мороженое в руках и решила попробовать еще раз. Сложно было первые две недели: постоянно испытывала чувство голода, хотелось жирной и тяжелой пищи. Но вскоре пришли легкость и энергия. Теперь я ем меньше, но чаще, голода не чувствую.
Оказалось, быть веганом в сегодняшней Москве проще, чем два года назад: хумус стал продаваться в любом продуктовом. Раньше веганскую пиццу нужно было либо готовить самому, либо заказывать в Happy Vegan. Теперь же в «Империи пиццы» есть целых три! В «Этике», например, есть прекрасные веганские сыры, а вкусная замена яичницы — жареный тофу.
Я работаю в Гринпис России, но место работы на мое веганство никак не повлияло. У Гринпис на данный момент нет активной кампании по вегетарианству или веганству, но на международном уровне есть программы по органическому фермерству и сокращению потребления мяса. В офисе шейминг мясоедов не практикуется, и меня это полностью устраивает. К выбору людей, которые едят мясо, я отношусь совершенно спокойно. Звучит банально, но это личный выбор».
«Начать, наверное, стоит с маминой истории, которая отказалась от мяса в легендарном 1968 году, когда Америку охватило движение хиппи. Мама прочитала известную книгу Франсе Лаппе «Диета для маленькой планеты». В ней говорилось, что если каждый человек станет вегетарианцем, то мировой голод прекратится. С тех пор мясо она больше не ела. В 1980 году она познакомилась с папой и переехала в Германию, где открыла один из первых магазинов полезной еды. Несмотря на то что мой папа — мясоед, мама растила нас с сестрой вегетарианками.
Когда мне было шесть лет, она разрешила попробовать мясо. Сказала, что не хочет ничего запрещать и мы можем есть что пожелаем. Правда, готовить нам мясные блюда она не собиралась, поэтому я ела их в гостях у бабушки. Точно не помню, но вроде мне даже нравилось. Однако лет в 10–12 я прекратила экспериментировать с мясом — так до конца и не привыкла к его вкусу. Особенно к текстуре, а в случае со стейком — к крови, вид которой вызывал у меня дрожь в коленях и осознание того, что я ем мертвое животное.
Веганом я бы стать не смогла — слишком люблю сыр. Единственное, о чем я часто задумываюсь, — об исключении из моего рациона рыбы. Я не поклонник рыбных блюд и ем их только в ситуациях, когда нет вегетарианской альтернативы. Но мой доктор настаивает на том, чтобы я продолжала есть рыбу — в ней содержатся протеины. Мясоеды, кстати, часто пытаются подловить меня на поедании рыбы и спрашивают, не занимаюсь ли я самообманом, называя себя вегетарианкой. Меня, если честно, совершенно не волнуют ярлыки и штампы: я могла бы каждый раз повторять, что «не ем мясо», но сказать «вегетарианка» — короче.
Часто у меня складывается впечатление, что мясоеды чувствуют необходимость оправдать себя в присутствии вегетарианца. Это любопытный момент — испытывают ли те, кто ест мясо, дискомфорт или даже вину из-за своего пищевого поведения? Лично у меня мясоеды осуждения не вызывают. Хотелось бы, конечно, чтобы покупка мяса было сознательной: не в супермаркете, а в фермерской лавочке, у мясника. Дело в том, что мясо в немецких супермаркетах очень дешевое. Чем ниже цена, тем дешевле процесс производства. А это значит, что животных содержат в невыносимых условиях, пичкают антибиотиками, кормят генетически модифицированным кормом, который, в свою очередь, негативно сказывается на нашей экосистеме. Покупая дешевое мясо в супермаркетах, человек поддерживает жестокую систему мясопроизводства и, увы, вносит вклад в разрушение окружающей среды. Фермерское мясо в Германии значительно дороже. Но эта цена гарантирует достойное обращение с животными и натуральный корм».
«Мои родители пришли к вегетарианству задолго до моего рождения, во время учебы в институте. Отправной точкой стала лекция Галины Шаталовой, которую моя мама прослушала в 1989 году (Шаталова — ученица Павлова и Вернадского, основоположница веганской теории в России. — Прим. автора). В конце 80-х вегетарианство было чем-то из ряда вон выходящим, поэтому родителям приходилось сталкиваться и с осуждением, и с трудностями в поиске продуктов, а после моего рождения они ссорились с родственниками, которые тайком пытались накормить меня мясом. Мы жили в Калуге: в школьной столовой приходилось просить отдельные обеды, выслушивая насмешки одноклассников и учителей.
Мне жалко животных. Они живые, чувствуют страх и боль, как человек. Мы не едим своих домашних питомцев — чем же коровы хуже? Человек может существовать на растительной диете. Сейчас вегетарианство входит в моду: все больше людей понимает его преимущества и отказывается от мяса, что, конечно, сказывается на общественном мнении и меняет отношение к нам, вегетарианцам, на более терпимое и даже уважительное.
Я бы хотела стать веганом, но на данном этапе развития веганской Москвы это сложно. Еще в школе я пыталась быть сыроедом: продержалась почти год, но из-за проблем со здоровьем вернулась на привычную диету. Плюсы сыроедения: улучшение кожи, короткий, но восстанавливающий сон и огромный запас энергии. Однако у меня начали выпадать волосы — и это стало настоящей катастрофой. Я пересмотрела свой рацион и вернулась к прежнему типу питания. На данный момент я только заменила обычное молоко ореховым, которое содержит аминокислоты, кальций и белок, но производится гораздо более гуманным способом. Больше трудностей со здоровьем из-за вегетарианства за 22 года у меня не возникало. Мама следит, чтобы диета в нашей семье была сбалансированной, и подкармливает БАДами».
«В 2009-м я уехал в Париж писать докторскую. Там я познакомился с ребятами, которые придерживались левых взглядов, — некоторые из них были вегетарианцами. Я и до этого задумывался о переходе, а тут окружение сыграло решающую роль. Попробовал не есть мясо и рыбу две недели — получилось, и я продолжил.
Трудно объяснить, почему я принял такое решение, потому что в политическую силу вегетарианства я не верю. Это комфортный выход из ситуации — меняешь свой рацион и думаешь, будто борешься с системой или делаешь мир лучше. Особенно в странах, где свобода политического самовыражения подавляется, вегетарианство может стать способом ухода от реальности: вроде бы вносишь вклад в лучшее общество, но бесшумно и безопасно. Этим вегетарианство — с политической точки зрения — сомнительно. Но отправной точкой в моем решении была все-таки политика: отказ от потребления в пику капитализму, личная аскеза на фоне консьюмеризма. В мясном вопросе меня больше всего смущает индустрия. Мясо убитого на охоте кролика, который всю жизнь провел в естественной среде обитания, я бы, наверное, ел. Но мясная индустрия функционирует совсем по-другому.
Я провел во Франции на вегетарианских продуктах три года: французы не сильны в блюдах без мяса, но в Париже замечательные вегетарианские супермаркеты, поэтому готовить дома — удовольствие. В Иране — наоборот: национальная кухня изобилует вкуснейшими овощными блюдами, а вот специализированных продуктовых практически нет. Именно поэтому, вернувшись в Иран, я начал есть рыбу — заменителей животному белку здесь не так много.
Я бы не хотел ассоциировать себя с иранским вегетарианским комьюнити, 90% которого — последователи индуизма или практики йоги. Я верю, что кто-то черпает в этих течениях ресурс, но на социальном уровне мне, опять же, кажется, что это уход от политической реальности страны. Как правило, это зажиточные люди или интеллигенция — к ним мне причислять себя тоже не хочется. Да, вегетарианство в Иране, к сожалению, удел привилегированных, с большинством из них у меня нет ничего общего».
«Все началось с урока физкультуры на втором курсе колледжа. Мы с одноклассницами проголодались и пошли обедать в местную столовую. К нам присоединились физкультурники. Один из них принес поднос с овощным супом, салатом и рисом. У нас сработал стереотип — мужчина должен питаться сытно, а значит, есть мясо, и мы начали задавать вопросы. Оказалось, он вегетарианец. Мы с подругами решили тоже попробовать — поспорили, что на протяжении недели не будем есть мясо и рыбу. Через три дня сдалась одна из подруг, через четыре сорвалась вторая. А я держалась: мне начинало нравиться, что в моих блюдах нет мяса. Было ощущение, что я делаю нечто полезное для планеты.
Неделя без мяса дала толчок — как-то я тихонько выковыривала мясо за маминой спиной, она резко повернулась и спросила: «Что это ты делаешь?» На что я ответила: «Я вегетарианка!» Начались споры, но через какое-то время мы пришли к компромиссу: я буду есть рыбу и морепродукты. Такое решение далось мне легко: рыбу я любила всегда. Поэтому я, кстати, не люблю говорить, что я вегетарианка. Все-таки рыба тоже живое существо, а на вопрос «Почему ты не ешь мясо?» просто отвечаю, что не люблю.
У меня нет цели обратить окружающих в свою веру. Мы были созданы хищниками, и это выбор каждого — отказываться от мяса или нет. А вот мясоедам принять выбор вегетарианца бывает сложнее. Регулярно слышу комментарии вроде: «Но ведь овощи/фрукты тоже живые»; «У этой картошки были глаза»; «А ведь у рыбы тоже есть чувства»; «Ты съела всю траву и теперь маленькому животному нечего есть»; «Этот помидор умер, чтобы ты его съела». Окружение привыкло к моему выбору, только сначала друзья удивлялись, а теперь перед каждым праздником спрашивают: «Наташа, что тебе приготовить?» Или я прихожу к кому-то в гости, и мне говорят: «Специально для тебя я купил (а) рыбу и сделал (а) салат». В такие моменты с благодарностью понимаю, какие люди меня окружают».https://daily.afisha.ru/eating/6906-pochemu-lyudi-otkazyvayutsya-ot-myasa-istorii-iz-rossii-germanii-chili-i-irana/