Мое посещение мастерской художника Дмитрия Плоткина скорее походило на быстрый «набег». Хотелось посмотреть все, хотя и был риск просто «пересмотреть». Но к счастью, так получилось, что мы начали с его нового проекта «Золотое детство – игры и шалости», и я невольно, по-женски, вскрикнула «Ах, какая прелесть!» и уже целенаправленно прошлась по всем «узорам» плоткинского детства, увидев в них себя, своих соседей, своих друзей.
Дети – тема вечная. Пухленькие ангелочки на шедеврах старых мастеров сейчас вызывают умиление. Впрочем, что – старые мастера, вспомним 1901, начало XX-го. Портрет Мики Морозова кисти Валентина Серова, про который написаны целые тома. Классика. Породистые пронзительные глаза детишек на картинах Зинаиды Серебряковой. Радостное лицо мальчишки на полотне Федора Решетникова «Прибыл на каникулы. Это уже 1949 год. Тоже классика. Вспомнить можно всякое. Портреты и сюжеты, сюжеты и портреты…
Нынешние художники ищут новые смыслы и хотят добиться максимального самовыражения. Хотят искренне, но не у всех получается. Многие хотят уйти от красивости, экспрессивности, идеологии. Дмитрия Плоткина считают постмодернистом. Четкого определения в среде профи у этого направления нет. Скажу в скобках: вот пусть профи в этом и разбираются.
… Так что же мне-то понравилось в детстве Дмитрия? Я увидела на его полотнах себя. Прежде всего – себя. Время, которое тогда казалось бесконечным и растянутым (скорее бы стать взрослой). Лица, в которых отражалось наше детство со штандером и мячиками, единственным во всем дворе велосипедом, на котором катались по очереди, с косичками и ленточками. Яркая повторяемость и неповторимая несуразность каждого прожитого дня, когда ничего позади, а впереди – все. Вот это «все» я, наверное, и увидела… И в нагромождении ярких синих листиков, голубого горошка, коричневого и желтого, оранжевого и зеленого вообще, как будто это и не картины, а раскраски, обои, я пробежалась по своему детству. Первый раз попала в баню и малость испугалась распаренных теток. В еврейке, чистящей рыбу, узнала нашу соседку по одесскому двору бабу Берту, которая всегда ругалась, но на самом деле была добрячкой. Посидела на скамейке, где Серега пытался мне в чем-то объясниться. А бесконечно воркующие на лавочках бабки, которые все и про всех знали, прятки, самодельные гигантские шаги, кататься на которых захватывало дух. Все, как в стихах Сергея Невского:
Вода из шланга. Визг. Скакалки.
Асфальт расчерчен на квадраты…
В отсутствии теней и полутеней эти яркие «вспышки» детских забав и шалостей всегда сопровождаются почти фотографическими лицами персонажей, в которых я тоже узнала и своих, и себя. Лица сердитые и умные, смешные и жертвенные, плачущие и хохочущие – всякие. Вот на картине «Шахматисты» наши дворовые гроссмейстеры режутся в шахматы, а внизу – это я. В шахматы играть так и не научилась, но наблюдать наблюдала…
… Меня спросили под конец, что мне понравилось и что не понравилось. Воскреси вон эту бабку со скамейки и спроси, нравится ли ей, как ее нарисовали. «Свят, свят!» – перекрестится она и скажет, что так в жизни не бывает, так не рисуют и все здесь не настоящее. «Нравится» – глагол сугубо индивидуальный. Но есть у него и волшебная «лакмусовая бумажка». Когда нравится – не надо ничего объяснять. Ты понимаешь сразу, навсегда и безоговорочно. Не нравится – разливайся мыслями по полотну – ни один мускул не дрогнет. Конечно, было бы из чего выбирать. Да, это так. В нынешнем пространстве насмотренности, когда, наверное, не пишет и не рисует только ленивый, выбирать есть из чего. Но это лишь безжалостный вопрос жестокого отбора того самого жестокого и жесткого Времени – что оно оставит, а что предаст забвению.
…А вот и концовка стиха, написанного Сергеем Невским для проекта «Золотое детство – игры и шалости»:
…Проснувшись, защекочет ранка
Под кожей съеженные спины:
Так это мы – в волшебных рамках?
Мы – здесь, и смотрим на картины.
Текст: Галина Мумрикова