Билеты спасают
Местные власти, которым новые поправки в закон вменяют в обязанность брать на учет экспонаты частных коллекций, не торопятся исполнять порученное. А сами владельцы частных музеев пребывают в некоторой растерянности: ведь учет их сокровищ наложит на них понятные ограничения.
Любопытно, что среди всех учреждений культуры, имеющихся в Петербурге, больше всего именно музеев (201). И посещают их чаще всего (свыше 8 миллионов зрителей в год, у театров, например, в четыре раза меньше). А вот на содержание музеев бюджет тратит не так много – около полутора миллиардов в год. На театры – почти 4 миллиарда.
Неудивительно, что до частных музеев бюджетная помощь почти не доходит, если не считать гранты и (иногда!) льготную аренду.
В большинстве же своем выживать частные музеи пытаются почти исключительно за счет продажи билетов.
– А это сегодня практически невозможно, – говорит преподаватель кафедры музеологии Юлия Дементьева. – В структуре музейного дохода, если он успешен, продажа билетов составляет обычно от 10 до 30 процентов.
Не будем брать случаи, когда “музеями” их владельцы называют аттрактивные заведения вроде “музея эмоций” или “музея иллюзий”. В таких заведениях “музейная составляющая” – только часть рекламной кампании, маркетинговый ход для привлечения зрителя (читай: покупателя). Франшизу на подобные “музеи”, действующие во многих крупных городах, можно купить за 250-300 тысяч рублей, а в праздничные и выходные дни там бывает до тысячи посетителей. 500 рублей за билет окупит затраты почти мгновенно.
Но и попадание в единый общероссийский реестр их экспонатам не грозит. Сложнее – настоящим частным музеям, с фондом действительно ценных предметов.
Например, Музей игрушки, созданный в 1997 году и позиционирующий себя как первый частный музей Петербурга, недавно продал часть своей коллекции Новгородскому музею-заповеднику. Причина? Финансовые проблемы.
Оплата аренды помещения на Петроградской стороне, а также коммунальные услуги, обходятся недешево. И хотя Музей игрушки в полном соответствии со своим названием занимает небольшое помещение, ему есть чем удивить посетителей. Среди 17 тысяч единиц хранения есть, например, уникальная коллекция игр Африки, древние игрушки Китая, коллекция авторских елочных украшений Е. Н. Топорниной, созданных художницей в 30-е годы прошлого века… Но продажа билетов едва-едва покрывает расходы на содержание.
Эти проблемы хорошо знакомы и частному музею граммофонов Владимира Дерябкина, которому через год исполнится 20 лет. И хотя ничего из своих экспонатов Дерябкин продавать не собирается, вносить их в общероссийский реестр владелец не торопится. Говорит откровенно:
– Посмотрю, какие выгоды мне это принесет. Если никаких, – то просто не пущу переписчиков в свой музей, и все. Уйду в тень.
В тени теплее?
Как распорядятся своими сокровищами, если наступит “черный день”? Владельцы музея утверждают, что ” уж точно вывозить за границу не будем”.
Хотя цену своему фонду владелец знает:
– Ко мне как-то кореец приезжал, у него – лучший музей граммофонов в мире, более 6000 аппаратов. – Сказал: таких, как вы, у нас охраняют.
– Монетизировать сегодня можно все, – замечает Юлия Дементьева, – от кирпичей до пивных бутылок. К сожаленью, очень часто коллекции умирают вместе с коллекционером: наследники не дорожат собранием, а многие частные музеи держатся именно увлеченно-стью, харизмой создателя. С точки зрения социума, может, экспонаты того или иного необычного музея, музея “с изюминкой”, не представляют особой ценности. Уходит человек, стоявший у истоков, – и музей “вянет”.
А ведь сколько сил и средств было в него вложено! Тот же Владимир Дерябкин, к примеру, признается, что потратил на создание своего музея порядка 250-300 тысяч долларов. В свое время Дерябкины расселили коммуналку на Петроградке, превратив свою квартиру в основное здание музея. Помог и бывший губернатор Санкт-Петербурга: льготная аренда на 15 лет позволила музею прирасти небольшим помещением по сосед-ству. Однако благодарности к властям Дерябкины сегодня не испытывают:
– Закуток рядом с нашим входом “пивные прохожие” превратили в туалет. Мы, чтобы обезопасить музей от такого безобразия, огородили его красивой решеткой (специально заказывали, чтобы в стиле нашего города была). Так что вы думаете? Нам власти района тут же выкатили счет: огородили землю – платите за ее аренду.
Кстати, срок льготной аренды помещения для Дерябкиных истекает через год. Что станет с коллекцией дальше?
– Бум создания частных музеев проходит, – подтверждает Юлия Дементьева. – Неофиты, наигравшись, поняли, что дело это очень непростое.
Но в таком случае создание единого общероссийского реестра музейного фонда происходит очень вовремя. Хотя бы потому, что ценные экспонаты, собранные частниками, не затеряются в этой ситуации.
– Это так, – соглашается заместитель директора Санкт-Петербургского НИУ ВШЭ профессор Валерий Гордин. – Но для владельцев частных музеев коллекция – это инвестиции. И если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, можно понять владельца коллекции, который не торопится внести ее в общероссийский реестр, справедливо опасаясь, что впоследствии могут возникнуть сложности с продажей. Чтобы владелец захотел вписаться в реестр, надо его стимулировать. Льготами, помощью в рекламных кампаниях, в пиаре. Ведь любой необычный музей – это как минимум выгодная туристическая приманка, а значит, город в нем заинтересован.
Вписан – значит защищен
Однако есть среди частных музеев такие, чьи коллекции и впрямь представляют большую ценность. И если создание единого реестра создаст им дополнительные финансовые проблемы, это не поспособ-ствует ни процветанию музейного бизнеса, ни развитию арт-рынка, ни увеличению налоговых поступлений в местные бюджеты.
К примеру, “Новый музей” на Васильевском острове, основу которого составляют произведения художников-нонконформистов, обладает очень неплохим фондом. Здесь есть произведения Целкова, Рабина, Немухина, Комара и Меламида – словом самых знаковых фигур художественного авангарда второй половины ХХ века. Его основатель Аслан Чехоев, к сожалению, недавно ушел из жизни. Однако со смертью его деятельность музея не прекратилась.
– Создания единого реестра мы не опасаемся, – говорит хранитель музея Фатима Кочиева. – Мы ведь юридически, по документам, считаемся не музеем, а галереей. Хотя и в названии у нас есть слово “музей”, и по сути мы выполняем именно музейные функции: хранение, изучение, экспонирование, научная работа.
Примерно так существует и музей современного искусства “Эрарта”, который вообще юридически числится закрытым акционерным обществом. Его руководитель, искусствовед Владимир Назанский, замечает:
– Само по себе создание единого реестра музейных фондов России – дело правильное. Но оно не сумеет охватить частные коллекции. По ряду причин. Первая из них: с тех пор, как в России возник и начал функционировать арт-рынок, музеи перестали быть игроками на этом рынке. А частного коллекционера никто не сможет заставить войти в публичное пространство, если он сам этого не захочет. Мне, например, доводилось сталкиваться с тем, что ведомственные музеи не спешили поставить на учет наиболее ценные свои экспонаты.
К тому же слово “музей” в названии многих частных коллекций всего лишь формальная вывеска: зачастую учреждения, которые де-факто являются музеями, де-юре таковыми вовсе не числятся. Сделано это сознательно: во многом это ограждает владельцев частных коллекций от потенциальных проблем. Но если владелец коллекции хочет войти в публичное пространство, выставляет свою коллекцию на всеобщее обозрение, рекламирует себя как музей (а это рано или поздно происходит со многими коллекционерами), то внесение его фондов в единый реестр, на мой взгляд, полезно и оправдано. Для элементарного учета.
Наличие единого информационного ресурса (возможно, он должен быть закрытым, доступным только профессиональному сообществу) поможет специалистам хотя бы ориентироваться, где что есть.
С точки зрения других экспертов, создание единого общероссийского реестра – это еще и защита наиболее ценных экспонатов от всевозможных форс-мажоров.
– Уже несколько лет, – говорит Юлия Дементьева, – наиболее продвинутые музейщики включают часть своих коллекций в негосударственную часть общероссий-ского музейного фонда. Это такой каталог, где содержится подробное описание предмета. Не надо путать его с реестром, каталог – это другое, сугубо добровольное для частных музейщиков дело. Но существование в этом каталоге помогает раритету хранить свою историю. И если, не дай бог, случится кража, он не сможет впоследствии безнаказанно всплыть на аукционе.
А еще, по мнению эксперта, это способ понять, что происходит сегодня на музейном рынке и выработать в конечном итоге справедливые правила игры.https://rg.ru/2017/03/21/reg-szfo/pochemu-chastnye-muzei-ne-speshat-stanovitsia-na-gosudarstvennyj-uchet.html