Тот, кто ни разу в жизни не видел репродукцию «Крика» Мунка, должно быть, только вчера вылез из пещеры. Человек может не знать фамилию художника, но растиражированный образ «кричащего человечка» плотно засел где-то на подкорке его мозга. В Третьяковке тоже об этом подумали, а потому обязались доказать и показать, что норвежский праотец экспрессионизма – это не только маниакально-депрессивный вопль, но и много чего еще.
На самом деле, в далеком прошлом, русские критики Мунка знали и любили. Вот, что писал о его работах на Берлинском сецессионе 1902-го года Игорь Грабарь: «…нет пафоса, а есть какой-то тихий ужас, какой-то сдавленный страх». Честно говоря, это именно то, что испытывает посетитель Инженерного корпуса сегодня. Но Мунк тут ни при чем.
Любая первая персональная выставка – это важно. Можно сравнить её с первым свиданием или первым глотком дорогого вина. Но в этот раз ощущение было такое, что свидание прошло в Макдоналдсе, а вино оказалось теплым. Человек, который решил, что первая выставка Мунка должна пройти в тесных и неудобных залах Инженерного здания, должно быть не собирался на ней присутствовать или не ожидал к ней интереса. И с одной стороны понятно, у музея нет достаточного количества выставочных площадей, а с другой – кто сказал, что это проблема зрителя? Толкотня в узких проходах, оттоптанные ноги и постоянные извинения портят всё впечатление от по-настоящему интересной живописи! И кажется даже символичным, что при первом знакомстве с автором «Крика» зритель внутренне уподобляется персонажу картины и также мысленно в ужасе прижимает ладошки к щекам и кричит, кричит, кричит… А, может, это такая тонкая концепция организаторов: полное погружение в мир художника? Остается только гадать.
А задумка была неплохой – показать многообразие художника, рассказать о нем как о многогранной личности. Да и по составу выставка приятно удивляет. Отдельный зал (если у меня повернется язык его так назвать) отведен графическим работам Мунка. Здесь есть и вариант «Крика», но забудьте о нем и посмотрите на восхитительную цветную литографию «Мадонны» в центре. К этому образу художник также обращался многократно, он существует во множестве вариантов. Пишу об этом потому, что больше никто не написал. А мне кажется, что вот так просто обойти тему авторских повторов – моветон. Пожелание на будущее для организаторов – пожалуйста, используйте экспликации с толком и указывайте хоть немного информации для тех, кто не может позволить себе дорогой аудиогид или персональную экскурсию. Все-таки музей – это в первую очередь история про культуру и передачу опыта, а не про зарабатывание денег.
И раз уж зашла речь о деньгах. В очередной раз приходится расстраиваться из-за прямо-таки сумасшедшей жажды наживы, которую в последнее время все чаще демонстрирует Третьяковка! Пытаясь сохранить относительный порядок в залах, не допустить толчеи, администрация музея несколько лет назад позаимствовала у западных коллег систему сеансов, которая, в идеале, должна решить проблему большого наплыва посетителей и не допустить излишних скоплений народа. Но система работает только тогда, когда вы ее придерживаетесь. В ГТГ же решили ограничиться лишь поверхностным сходством, а потому на входе в здание музея стоят две очереди – одна из посетителей, купивших билет заранее (за бешенные, кстати, деньги), и вторая – живая, для тех, кто хочет приобрести билет на ближайший сеанс. А в результате, на выставке не протолкнуться. И спрашивается зачем тогда изобретать велосипед и усложнять всем жизнь, вводя сеансы? Кстати, никто не контролирует во сколько вы покидаете выставку, что еще больше усугубляет положение – люди просто копятся в помещении, становясь похожими на нестройные ряды килек в бочке. И снова: вроде бы все понятно – музеям не хватает средств, потому что они перешли на частичную самоокупаемость, но почему должны страдать посетители? Пытаясь заработать все деньги мира, администрация забывает о самом главном предназначении музея – быть источником культуры и знаний. Чья в этом вина – отдельный вопрос почти что философского толка, но, если постоянно пытаться, что называется, и рыбку съесть, и косточками не подавиться, мы все с вами очень скоро скатимся в кромешный ад материальной зависимости, а над входом в него будет табличка с надписью: «Коммерческий успех».
С информативностью на выставке Мунка тоже вышло как-то двояко. С одной стороны, есть очень складный текст, открывающий вставку. Он производит крайне приятное впечатление, хорошо написан и вообще, выглядит многообещающе. А с другой, то тут, то там на стенах всплывают цитаты художника, которые часто ни к чему не привязаны. И я опять задаюсь вопросом – зачем? Видимо, так кураторы хотели поглубже раскрыть внутренний мир Мунка, передать нам частичку его сознания, может быть, пролить свет на его душевные терзания, смятение. Что ж, со смятением, пожалуй, получилось. Никакой особо важной информации из этих вырванных откуда-то мыслей зритель не подчерпнет, висят они для галочки. Было бы куда полезней заменить их часть на какие-то выводы по разделам или может быть, цитаты критиков о самом Мунке – это придало бы выставке более научный, законченный вид. Но это, как говорится, только моя чашка чая.
Из познавательных развлечений есть гигантские смартфоны на втором этаже, где можно посмотреть, какие современники Мунка были бы в его телефонной книге, существуй айфон в девятнадцатом веке. Рядом можно сделать селфи (отсылку к ним вы найдете на выставке в разделе с фотографиями из личных архивов Мунка), загрузить их в свой профиль в Инстаграм с хэштегами, указанными в инструкции. В ответ, вам придет комментарий с какой-нибудь цитатой художника. Стоит ли говорить, что пенсионеры, которых на выставке довольно много, вообще не понимают, что происходит? Для остальных посетителей – это приятное развлечение. Сложно сказать, как к нему относиться, но я бы не спешила записывать такой способ взаимодействия публики с музеем в откровенно провальные. Это не совсем ново, но интересно, возможно, подобный ход и приживется.
У выставки оригинальная сценография – настолько, насколько это было возможно. Очень интересно смотрятся штакетники из мореного дерева, на которых развешаны полотна. Хотя и не очень понятно, почему кураторская группа остановилась именно на таком решении. Лично у меня деревянные панели вызвали ассоциацию с чем-то загородным, природным… И с одной стороны, это интересно, а с другой – очень странно видеть работы вроде «Вампира» (1895), развешанными на, простите, заборе. Но нужно признать, что серовато-коричневый колер дерева насыщенному Мунку очень к лицу, чего не сказать о темно-краном фоне стен центрального зала. Помнится, похожий был на выставке Ватиканской Пинакотеки, которая проходила здесь же несколько лет назад. И если Караваджо смотрелся на этом фоне очень уместно, то Мунк выглядит раздражающе пошло.
Если суммировать, то у выставки «Эдвард Мунк» были все составляющие успеха: популярный сейчас художник, хорошая простая концепция, проверенная временем, интересная, в общем-то, сценография. Не было только подходящего места, но именно из этого обстоятельства и рождаются ее основные минусы, добавляющие ощутимую ложку (а я бы даже сказала половник) дегтя в бочку меда…