Алексей Арцыбушев (1919-2017)
С НЕКОТОРОЙ ГРУСТЬЮ О СЕБЕ САМОМ.
Перебираю, рассматриваю, откладываю… Одни — вправо, другие — влево. Перебираю свои работы, уцелевшие от «труса, потопа, огня и меча, от нашествия иноплеменников и междоусобные брани». К сожалению, это не пустые слова, а горькая правда. Множество моих картин и рисунков погибли: одни — от карающего меча «правосудия» во время бесчисленных шмонов и на этапах, пройденных в лихие годы; другие исчезли от разных потрясений и переездов с места на место или размыты сточными водами, затоплявшими глубокий подвал, в котором была моя мастерская, или сгорели там же в пожаре по вине вечно пьяных сварщиков; некоторые были растоптаны ворами, искавшими в мастерской деньги, которых у меня никогда не было… Но некоторую часть из уцелевших работ я все-таки представляю на этой выставке.
Рассматриваю листы, картоны, холсты… и вспоминаю жизнь шаг за шагом. Это — вправо, это — влево. Влево ложатся оттиски цветных линогравюр, сделанных мною за тридцать лет работы в Комбинате графического искусства. Но ни одну из них я не хочу выставлять — они не мои, хотя и сделаны мною: они прошли через унижающее человеческое достоинство сито художественных советов, втискивающих все и вся в единое прокрустово ложе, над которым на кумачовой тряпице начертан лозунг «Искусство принадлежит народу!». Мне непонятно и глубоко оскорбительно, почему под словом «народ» всегда имеется в виду какой-либо абстрактный дебил?
В силу сложившихся обстоятельств моя профессиональная жизнь в искусстве началась через 40 лет после моего рождения, хотя учиться художеству я начал значительно раньше. В 1936 году я поступил в Московское художественно-полиграфическое училище, а с 1944 по 1946 год занимался в художественной студии ВЦСПС, одной из лучших в Москве, под руководством дивного педагога Сергея Михайловича Ивашова-Мусатова, которому я бесконечно обязан.
Весною 1946 года моя творческая и всяческая жизнь была насильственно оборвана органами КГБ, «безошибочно», как и положено, усмотревших во мне реальную силу, могущую свергнуть Советскую власть и восстановить монархию в стране. «Ты мерзавец,— говорил мне следователь на допросах,— знай и заруби себе на носу, что мы немало Пушкиных расстреляли, а уж всяких там Ван Гогов — и счету нет. Кто не с нами, тот наш враг». К великому счастью, следователь не признал во мне Ван Гога, чем я и обязан ему своей жизнью, но все же закатал меня на 10 лет на Крайний Север, в столь любимое мною Заполярье. Там, волею судеб, вместо кисти и карандашей в руках моих оказались попеременно то шприцы, то бинты и кружки Эсмарха, то банки и склянки, коими лечил я себе подобных, многие из которых не по моей вине, но на руках моих предавали дух свой в руки Божии, ложась в вечную мерзлоту на вечный покой с фанерной биркой на большом пальце правой ноги: «з/к №…».
С той поры каким-то чудом сохранились и уцелели лишь с десяток карандашных рисунков, пожелтевших от времени, полустертых, но бесконечно дорогих мне. Они-то и несут в себе всю так называемую ретроспективность моего творчества, начавшегося в лагерных бараках, глядя на которые, я вспоминаю те далекие годы и людей в полумраке тусклого дня, нарисованных огрызком карандаша на крохотных листках случайно найденной бумаги.
Вспоминаю без всякой ненависти и озлобления и всех вертухаев и множество разных «гражданинов начальников», от которых зависела моя судьба, жизнь, смерть. Зло и ненависть, правящие тогда свой кровавый пир, гасились в душе моей могучей силой самого маленького добра, живущего даже в самом тщедушном теле последнего доходяги. Эту силу всепобеждающего человеческого добра я ощущал на себе, оказавшись и в пожизненной ссылке все на том же Крайнем Севере, но уже без привычного своего номера У-102 на спине. Но за четыре года пребывания в почетном звании «вечника» в руках моих были опять-таки не карандаши и кисти, а вместительная совковая лопата, коей за смену я должен был закидывать не одну тонну интинского угля в ненасытную пасть двух шуховских котлов. Тут уж не до живописи! Единственным интересным экспонатом того времени на теперешнюю выставку мог бы служить сколоченный из ящиков на вечной мерзлоте, в пятидесятиградусные морозы, с применением фантазии и «творческой» энергии, мой домик… Из тех лет моей жизни ни вправо, ни влево не легло ни одной работы.
Вернувшись после реабилитации в Москву тридцати восьми лет и имея на руках семью, чтобы наверстать потерянное, я должен был все начать с нуля. Теперь же мне необходимо из множества отложенных влево линогравюр отыскать самую первую. Вот она! — первая и… последняя. Сколько бы позднее я ни пытался сделать ей подобную по простоте и наивности, у меня ничего не получилось, так я был закомплексован и отравлен самоцензурой, так нужда в куске хлеба давила меня, так она давит каждого, кто получает этот кусок хлеба из рук художественных советов. Моя первая и… последняя гравюра, минуя совет, была принята художественным руководителем Комбината графического искусства Осипом Мартыновичем Бескиным, к которому я пришел тридцать лет назад и рассказал о своем бедственном положении. Земной поклон ему. И еще земной поклон Вадиму Николаевичу Ростовцеву, узнавшему мою судьбу и научившему меня технике цветной линогравюры. Этим двум людям я глубоко признателен, и память о них хранит мое сердце. Получив от них в свои руки ремесло, кормящее меня от искусства, но в то же время и связывающее свободу творчества, я в поисках этой свободы стал часто путешествовать по стране с рюкзаком и этюдником за плечами. Свободный и раскрепощенный, я исходил множество дорог от Крайнего Севера до Крайнего Юга. Но более всего меня неодолимо притягивала суровая первозданность Полярного Урала — эта братская могила миллионов невинных человеческих душ, через смерть обретших свободу и вечный покой. Меня тянула к себе земля в ее девственной красоте как дивное творение Божие, из которой Творцом создан человек, как венец творения, созданный по образу и подобию Творца. «И создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою».
Это Божественное дыхание жизни и стремился я найти и передать в своих работах.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
1919
Родился в селе Дивеево Арзамасского уезда Нижегородской губернии в семье А. А. Хвостова, бывшего министра юстиции при царском правительстве;
1930
Семья сослана в Муром;
1936—1939
Учеба в Московском художественнополиграфическом училище;
1944—1946
Занимался в художественной студии ВЦСПС под руководством С. М. Ивашова-Мусатова;
1946
Репрессирован, пробыл в лагерях и ссылках около 10 лет
1956
После реабилитации вернулся в Москву
С 1959
Работает в эстампной редакции
Комбината графического искусства
МГО ХФ РСФСР
1967
Принят в Союз художников СССР Постоянный участник всесоюзных, республиканских и московских выставок.
с 1990-х начал заниматься литературной деятельностью
написал более семи книг, одна из которых “Милосердия двери” является бестселлером.
умер 7 сентября 2017 года
12 ноября 2019 года галерея «Веллум» представит выставку «Алексей Арцыбушев. Графика», посвященную столетию со дня рождения Алексея Петровича Арцыбушева (1919-2017) замечательного художника и писателя, монаха и православного философа, воплотившего в своих работах гуманистические и религиозные идеалы ХХ века.
Сама личность Арцыбушева и его творчество объединяли вокруг него несколько поколений советской интеллигенции. Мужество и вера позволили Алексею Петровичу совершить настоящий подвиг – сохранить и восстановить для русской культуры и истории ХХ века память о новомучениках и исповедниках Церкви Русской.
Алексей Арцыбушев, внук А. А. Хвостова, министра юстиции при правительстве Николая II, учился в Московском художественно-полиграфическом училище, и в художественной студии ВЦСПС, но профессионально заняться искусством смог только будучи зрелым человеком: в его жизни были лишения и трагедии, арест и многолетняя ссылка в Заполярье. Произведения Арцыбушева – пейзажи Средней России и зарисовки, которые он привозил из путешествий по стране, портреты друзей – тонкие и интеллектуальные, полны воздуха и «Божественного дыхания жизни», как писал о них сам автор.
Среди книг, написанных Алексеем Арцыбушевым, есть одна – «Милосердия двери», которая встретила самый сильный отклик в сердцах читателей. Ее название – начальные слова молитвы к Божьей Матери. Прошедший через ад сталинских лагерей, автор пишет о том, что человек должен верить в то, что выход есть всегда. Это христианский взгляд на жизнь, ведь христианин должен в ней уповать на Господа, несмотря на все те испытания, которые посылаются ему Им.
Во вложении доступно автобиографическое эссе Алексея Арцыбушева «С некоторой грустью о себе самом».
Выставка открыта ежедневно. Вход свободный
12-22 ноября 2019 г.
Открытие выставки 12 ноября в 19.00
Пресс показ 12 ноября с 15.00 до 18.00
адрес: ул. Ильинка, д.4, Гостиный двор,
вход с Хрустального переулка, секция 88-89